Иоанна Хмелевская - Алмазная история [Великий алмаз, Большой алмаз]

Вечером американский посланец сделал весьма знаменательное заявление:

— Прошу вас, уважаемая леди, как следует подумать. Завтра я улетаю в Штаты, меня здесь не будет, но советую ещё раз хорошенько обдумать. Лучшего предложения вы никогда не получите, и делаю его вам последний раз. Послезавтра я вернусь.

Похоже, наше проклятое сходство довело его до белого каления, потому как он обращался куда-то в пространство между нами и пользовался грамматической формой единственного числа. Не по силам ему, видно, справиться с одной особой в двух лицах. Мы с Крыськой заверили его, что непременно как следует подумаем, и опять остались одни.

— Ну? — нетерпеливо подгоняла меня Крыська. — Что ты там нашла? Показывай!

Нашла я, разумеется, очередное письмо предков. Обрывок письма, но на сей раз сохранилось начало, так что по крайней мере можно было понять, кому письмо адресовалось.

«Дорогой братец Мартинек! — писал некто. — Во первых строках сообщаю, что мы все здоровы, чего и тебе желаем, так что с этим покончим, и перейду сразу к делу. Сдаётся мне, влип ты, братец, здорово. Из твоего письма делаю вывод — и не только я, — что панна Антуанетта здорово тебя задела за сердце и песенка твоя спета. Поэзия у меня получилась случайно. Матушка наша целый день молчала, а потом сказала — так и быть, в случае чего даст вам своё родительское благословение. Так что препятствий тебе не будет, поступай, как сочтёшь нужным. А у матушки не иначе как предчувствие, потому что она почему-то стала называть молодую даму Антосей. Видишь, переводить с французского все мы умеем. Было бы хорошо, если бы Флорек…» На этом письмо обрывалось, так как закончился листок, а следующего за ним не оказалось.

— Могла бы писать не такими огромными буквами, — недовольно раскритиковала автора письма Кристина, решив неизвестно почему, что писала женщина. — Вижу тут уже знакомого мне Флорека. А кто такой Мартинек? Ты небось знаешь?

— Конечно, знаю и тебе говорила, да у тебя совсем нет памяти! Мартинек — это младший брат Флорека, тоже Кацперский, потом стал поверенным нашего семейства. Или юрисконсультом, точно не знаю. Во всяком случае, вёл все дела. Погиб во время войны. А жил в том же доме, что и дедушка Збышек, поэтому бабушка и вышла за дедушку.

— Поразительно! — ехидно восхитилась Кристина. — Вышла из-за того, что Мартинек погиб в войну или потому, что жила с ним в одном доме?

— Из-за того, что в одном доме. Когда их дом разбомбили, они переехали к нам. Бабушка влюбилась в него с первого взгляда, так мне кажется, хотя она и уверяет, что позже, после того как тот проявил необычайный героизм в войну.

Кристина поняла.

— Ага, и из-за него осталась в Польше. Ни за какие сокровища не соглашалась уехать во Францию. Припоминаю, действительно, я об этом что-то слышала в детстве. И ещё мне запомнился такой случай: перед Рождеством бабуля велела нам купить селёдку, я встала в очередь. Хвост был громадный, стоять пришлось не один час. Правда, потом ты меня сменила, но я все равно успела подумать, что, вот, стою в очереди из-за глупости бабули, уехала бы она в своё время во Францию, какую прекрасную жизнь бы мы там вели, не торчали бы в очередях. Нам тогда по пятнадцати лет было.

— Ещё не стукнуло пятнадцати, около. Как же, помню такой случай. Нас тогда ещё спросили, что мы выбираем: селёдку или работу в кухне. Мы предпочли селёдку. Ну и времена были!

— Ладно, вернёмся к нашим баранам. Наверняка это письмо Мартинеку писала одна из его сестёр. Он был здесь, выходит?

— Да, несколько лет провёл здесь. Вместе с братцем Флореком служили нашим предкам. Если быть точной — прабабке Клементине.

— И именно тогда он каким-то образом столкнулся с мадемуазель Антуанеттой из Кале. Знаешь, эта Антося начинает меня все больше интересовать. Ты не помнишь, Мартин женился-таки на ней?

— Точно не скажу, но, кажется, женился. Узнаем в Пежанове, они там все старые письма хранят. И давай наконец покончим с проклятой библиотекой, составим каталог, а потом уже, на свободе, сможем и все остальное осмотреть. Авось ещё что-нибудь интересное найдём.

Пришёл день, когда и с каталогами покончили. Каталогов было целых три штуки. Первый, общий, алфавитный, насколько это оказалось возможным. Второй — тоже общий, в нем книги шли в том порядке, в котором стояли на полках в шкафах. И третий — состоящий из отдельных частей, в котором каждая соответствовала отдельному шкафу и конкретной полке. Кроме того, на каждой полке мы приклеили перечень книг, стоящих на ней, а на корешках всех книг — соответствующие каталожным номера на особой клейкой бумаге, безвредной для книжных переплётов. И оказалось, всего в библиотеке замка Нуармон — двадцать восемь тысяч триста одиннадцать книг.

Работу мы провернули гигантскую и были чрезвычайно горды собой.

Хьюстон не появлялся, но мы и не жалели, потому что не было уже нужды в помощнике-чернорабочем, а для умственной работы нам помощник не требовался. Видимо, охоту общаться с нами отбил отказ продать его боссу замок со всем содержимым. А раз не увлёкся очаровательной женщиной в двух экземплярах, значит, сердце у него — камень.

Вечером по своему обыкновению мы отмечали завершение рабочего дня стаканчиком превосходного вина.

— Значит, завтра прибывает нотариус, если не ошибаюсь, во второй половине дня? — рассуждала Кристина. — Надеюсь, к обеду успеем протрезветь. Ибо я сегодня твёрдо намерена упиться вдрызг вот этим, лучшим из вин!

Вздохнув, я меланхолично отозвалась:

— С удовольствием последовала бы твоему примеру, только не даёт мне покоя одна вещь. Мы с тобой взяли такой темп, что не было возможности обсудить её. Теперь же, когда библиотеку скинули с плеч, можно и поговорить. Естественно, пока ты не напилась как свинья.

— Тогда поторопись, видишь же, я делаю все, что в моих силах.

— Вижу, вот и беспокоюсь — не успею. Может, немного притормозишь? Так вот, вчера вошла я в кабинет…

— На кой черт? — удивилась Кристина.

— Смутно помнила, вроде бы там ещё завалялись какие-то книги, штуки две-три, вот и захотела проверить. Оказалось, это не книги. Одна была инвентарной описью так называемого живого инвентаря замка, а точнее лошадей. Все о лошадях, которые разводились и содержались в замковых конюшнях. Большая толстая тетрадь в твёрдых книжных корочках. Вторая же содержала вырезки из газет и записи о всех гонках и скачках начиная ещё с тех времён, когда какой-то из прадедов содержал тут конезавод. Но не в этом дело. Видишь ли, рядом с длинным шкафчиком, ну, тем самым, с множеством ящичков, я заметила немного сигаретного пепла. Совсем немного, кот наплакал, но пепел был. Знаешь, не такой, когда нарочно стряхивают пепел с сигареты, а такой, словно стряхивали его в пепельницу, которую держат в руке, но нечаянно попало мимо. Напрягись, вспомни, не заходила ли ты туда? В кабинете мы обе с неделю как не были. А когда были, ты курила? Потому что я нет.

Кристина честно попыталась поднапрячься и вспомнить. Она даже не отпила из бокала, так и замерла, поднеся его к губам. Даже сморщилась от напряжения, так интенсивно думала.

— Курила ли я в кабинете? Нет, ни разу туда с сигаретой не заходила. Ты там копалась без меня, я же лишь курсировала на трассе спальня-библиотека-столовая и обратно. Ну, ещё ванная. Нет, не курила я там! Интересно…

— Вот именно! Странно, что я заметила такую мелочь, но солнце светило ярко, и пепел просто бросился в глаза. Никто из прислуги не курит. И сама не рада, что заметила пепел, вот теперь не знаю, что и думать.

Сестра поставила бокал, напряжённо раздумывая, потом опять подняла и опорожнила одним духом.

— А чего там думать, дорогая, яснее ясного — кто-то посещает нас. Визиты наносит, никаких сомнений. Вот только не знаю, каким образом, ведь дом запирается. Наверняка это делает господин Хьюстон. Или оставил своего заместителя. Ну встань сама на его место. Ты пожелала приобрести замок, две кретинки не соглашаются его продать, а сами копаются. Он же не дурак, видит. Что бы ты сделала на его месте? Поскольку они заняты работой в библиотеке и вкалывают по-страшному, он сам видел, ночью точно спят как убитые… Прислугу подкупить не удаётся, все трое заботятся о замке больше нас с тобой. Вот и получается, выход у него один. Иоаська, давай завтра над этим подумаем, сегодня я устраиваю себе отдых, ладно?

Тут уж возразила я:

— И думать нечего, ежу понятно. Он это, Хьюстон. Ничего не крадёт, а алмаз пусть ищет до посинения. Правда, может наткнуться на письма… В кабинете их больше нет, я проверила. Ладно, отложим до завтра. Покончим с нотариусом и займёмся остальным…

Отдых мы себе устроили что надо. Проснуться удалось лишь к полудню. Осоловелые со сна, ни о чем не думая, сели мы за стол. Горничная принесла поздний завтрак и робко поинтересовалась:

— Прошу меня извинить, но вот у меня… есть вопрос. Можно спросить?